I am portraying this hardy companion as I really knew him. We are old friends now, united in that unchangeable friendship which is born and cemented amidst extreme dangers. Ah, brave Ned! I ask no more than to live a hundred years longer, that I may have more time to dwell the longer on your memory. Now, what was Ned Land's opinion upon the question of the marine monster? I must admit that he did not believe in the unicorn, and was the only one on board who did not share that universal conviction. He even avoided the subject, which I one day thought it my duty to press upon him. One magnificent evening, the 30th July (that is to say, three weeks after our departure), the frigate was abreast of Cape Blanc, thirty miles to leeward of the coast of Patagonia. We had crossed the tropic of Capricorn, and the Straits of Magellan opened less than seven hundred miles to the south. Before eight days were over the Abraham Lincoln would be ploughing the waters of the Pacific.

Я описываю этого отважного человека таким, каким я знаю его теперь. Мы стали с ним друзьями, связаными нерушимыми узами дружбы, которая зарождается и крепнет в тяжелых жизненных испытаниях! Ах, храбрый Нед! Я не прочь бы прожить еще сто лет, чтобы подольше вспоминать о тебе! Однако какого же мнения держался Нед Ленд насчет морского чудища? Надо признаться, он не верил в существование единорога и один из всех на борту не разделял общего ослепления. Он даже избегал этой темы, на которую однажды я пытался с ним заговорить. Одним великолепным вечером 30 июля, т.е. через три недели после нашего отъезда, фрегат находился поблизости мыса Бланка, в тридцати милях под ветром от побережья Патагонии. Мы пересекли тропик Козерога, и, менее чем в семистах милях к югу, перед нами откроется вход в Магелланов пролив. Еще восемь дней, и "Авраам Линкольн" будет бороздить воды Тихого океана!